Диакон Андрей Кураев. Как человек стал больше мира [Библиотека “Халкидон”]

Библиотека “Халкидон”

___________________

Диакон Андрей Кураев

Как человек стал больше мира

Христианство позволило людям иначе взглянуть на самих себя. Важнейшая перемена в человеческом самопонимании связана с тем, что христианство отказалось от одного, казалось бы, самоочевидного тезиса языческой философии. С точки зрения язычества человек – часть природы, “микрокосм”. Человек – это “микрокосм”, малый мир в мире большом – “макрокосмосе”. Свящ. Павел Флоренский эту мысль выразил так: “Человек – это сокращенный конспект мироздания” [1]. Микрокосмос – это маленькая действующая модель вселенной. На этом убеждении строится астрология и алхимия, китайское иглоукалывание и тибетская медицина…

И разве можно считать иначе? Вон и поныне даже популярные песенки поют – “Мы – дети Галактики” (нисколько, впрочем, не задумываясь над тем, знает ли Галактика о том, что у нее появились дети)…

Действительно, ведь в человеке есть все, что есть в мире… “Само сердце – малый сосуд, но там есть все”, - говорит преп. Макарий Египетский [2]. Но этого мало сказать о человеке. Христианство смогло пойти наперекор очевидности. Византийские богословы возвестили, что человек скорее есть “макрокосм”, помещенный в “микрокосм”. “Человек – великий мир в малом” (свт. Григорий Богослов) [3], то есть, если вернуть переводу греческое звучание, - “макрокосм в микрокосме”.

И точно так же будет говорить спустя тысячу лет святитель Григорий Палама: “Человек – это большой мир в малом, является средоточием воедино всего существующего, возглавлением творений Божиих” [4]. В этом величайший православный оптимист (а разве не предельный оптимизм – убежденность святителя Григория Паламы в том, что мы можем прикоснуться к Самому Богу, к Его нетварному Свету?!) единодушен с самым большим пессимистом Ветхого Завета – Экклезиастом. “Все соделал Он прекрасным и вложил мир в сердце их”, - говорит Экклезиаст о вселенной [5], вложенной в сердце каждого человека (Эккл. 3, 11).

Человек – макрокосм потому, что, вбирая в себе все, что есть в мире, он несет в себе еще нечто, чего весь мир вместить не может и чего не имеет: образ Божий и Божественная благодать, благодатное Богосыновство, разум, личность, совесть… “Смотри, каковы небо, земля, солнце и луна: и не в них благоволил успокоиться Господь, а только в человеке. Поэтому человек драгоценнее всех тварей, даже, осмелюсь сказать, не только видимых, но и невидимых, то есть служебных духов” [6].

Свт. Григорий Нисский также вступает в полемику с язычниками по этому вопросу: “Язычники говорили, что человек есть маленький мир (микрокосм), составленный из тех же стихий, что и всё. Но, громким этим именем воздавая хвалу человеческой природе, они сами не заметили, что почтили человека свойствами комара и мыши. Ведь и комар с мышью суть слияние тех же четырех стихий… Что ж великого в этом – почитать человека подобием мира? И это когда небо преходит, земля изменяется, а все содержимое их преходит вместе с ними, когда преходит содержащее? Но в чем же, по церковному слову, величие человека? Не в подобии тварному миру, но в том, чтобы быть по образу природы Сотворшего” (Свт. Григорий Нисский. Об устроении человека, 16).

Посему и советует святитель Василий Великий: “Убегай бредней угрюмых философов, которые не стыдятся почитать свою душу и душу пса однородными между собою” [7].

Человек возвышается над миром потому, что не все в человеке объяснимо из законов того мироздания, в которое погружено наше тело и низшая психика. Не все в нас родом из мира сего. А потому не все имеет общую с ним судьбу. Оттого “я никак не проповедую языческое соединение с природой, впитывания в нее. Природа смертна – мы ее переживем. Когда погаснут все солнца, каждый из нас будет жить” [8]. “Как поразительно жить среди богов, зная, что самый скучный, самый жалкий из тех, кого мы видим, воссияет так, что сейчас мы бы этого и не вынесли; или станет немыслимо, невообразимо страшным… Вы никогда не общались со смертным. Смертны нации, культуры, произведения искусства. Но шутим мы, работаем, дружим с бессмертными, на бессмертных женимся, бессмертных мучаем и унижаем” [9]. “Церковь переживет вселенную… Мы сохраним в вечности свою сущность, вспоминая галактики, словно старые сказки” [10].

Это то самое в христианстве, что еще во II в. языческий собеседник Минуция Феликса определил как самое абсурдное: “Двукратная нелепость и сугубое безумие – возвещать гибель небу и звездам, которые мы оставляем такими же, какими застали, а себе, умершим, сгинувшим, которые как родимся, так и погибаем, обещать вечную жизнь!” (Минуций Феликс. Октавий. 11). Столетием позже величайший греческий языческий философ Плотин бросал христианам тот же упрек: “Вот что абсурдно: эти люди, имеющие тела, какие обычно есть у людей, с душой, наполненной желаниями, скорбями, гневом, претендуют на контакт с умопостигаемым; но если речь идет о солнце, то они отрицают, что это светило обладает силой гораздо более свободной от страсти, чем наша. Они думают, что даже самые злые люди имеют бессмертную и божественную душу, а целое небо, с его звездами, бессмертной душой не обладает!” (Плотин. Эннеады. 2, 9, 5, 1-10).

Но христиане с древности и по сю пору убеждены в том, что люди, все мы, каждый из нас – бессмертнее мира, старше мира. Старше не потому, что созданы раньше вселенной, а потому что люди избраны Богом и замыслены Им как носящие право первородства во вселенной: “До сотворения космоса были мы рожденные в Самом Боге по причине того, что нам предстояло возникнуть” (Климент Александрийский. Увещание к язычникам. 1, 6, 4).

И потому в XVII в. Паскаль мог воскликнуть: “Человек – всего лишь тростинка, самая слабая в природе, но это тростинка мыслящая. Не нужно ополчаться против него всей вселенной, чтобы ее раздавить; облачка пара, капельки воды достаточно, чтобы его убить. Но пусть вселенная и раздавит его, человек все равно будет выше своего убийцы, ибо он знает, что умирает, и знает превосходство вселенной над ним. Вселенная ничего этого не знает” (Паскаль Б. Мысли. 200 [347]).

А в XX в. Николай Бердяев в полемике с марксистами заметил, что лишь с точки зрения марксистов человек есть часть общества [11]. Для христианина же общество есть частица человека, ибо в человеке и в самом деле многое определяется его социальным происхождением, статусом, социальным опытом. Но человек не сводится ко всем влияниям на него – ни из прошлого, ни из окружения.

Та же интуиция сказалась и в полемике Вяч. Иванова с М. Гершензоном о соотношении веры и культуры. “Мне же думается, что сознание может быть лишь частию имманентным культуре, частию же трансцендентным. Человек, верующий в Бога, ни за что не согласится признать свое верование частью культуры; человек же, закрепощенный культуре, неизбежно сочтет последнее за культурный феномен” [12].

Даже Герцен понимал, сколь обязана его либеральная философия христианству: “Лицо человека, потерянное в гражданских отношениях древнего мира, выросло до какой-то недосягаемой высоты, искупленное Словом Божиим. Личность христианина стала выше сборной личности города; ей открылась все бесконечное достоинство ее – Евангелие торжественно огласило права человека, и люди впервые услышали, что они такое. Как было не перемениться всему!” [13].

Увы, и этот христианский дар, который можно резюмировать пушкинским выражением – “самостоянье человека”, - снова отвергается неоязычниками. Для Блаватской “человек есть микрокосм макрокосма” [14] (то есть маленький мир в большом мире). И Рерихам нечего сказать о человеке, кроме того, что “человек, будучи микрокосмом макрокосма, является конгломератом самых различных вибраций (ритмов)” [15].

Люди конца второго христианского тысячелетия устали пребывать в той свободе от космических стихий, которую возвестил им Христос. Они снова захотели раствориться в космическом безличностном бульоне.

Примечания:

Свящ. Павел Флоренский. Микрокосм и макрокосм // Богословские труды. Сб. 24. М., 1983. С. 234

Преп. Макарий Египетский. Беседа 43, 7 // Преп. Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. М., 1880. С. 365

Свт. Григорий Богослов. Слово 45 // Творения. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, 1994. Т. 1. С. 665 и Стихотворение о смиренномудрии, целомудрии и воздержании // Там же. Т. 2. С. 179

Цит. по: архиеп. Василий (Кривошеин). Аскетическое и богословское учение святого Григория Паламы // Архиеп. Василий (Кривошеин). Богословские труды 1952-1983 гг. Статьи, доклады, переводы. Нижний Новгород, 1996. С. 120

Мир – евр. olam, полнота мироздания; греч. συμπαντα τον αιωνα – совокупность веков, миров, эонов

Преп. Макарий Египетский. Духовные беседы, послания и слова. М., 1880. С. 156-157

Свт. Василий Великий. Беседы на Шестоднев, 3 // Творения, ч. 1. М., 1845. С. 139

Льюис К. С. Бремя славы // Сочинения. Минск-Москва, 1998. Т. 2. С. 275

Там же. С. 276

Льюис К. С. Коллектив и мистическое тело // Сочинения… Т. 2. С. 304-305

См.: Хоружий С. С. Диптих безмолвия. М., 1991. С. 88

Гершензон М., Иванов В. Переписка из двух углов. М., 1991. С. 9

Герцен А. И. Письма об изучении природы, 5 // Герцен А. И. Сочинения. Т. 2. М., 1986. С. 333-334

Блаватская Е. П. Комментарии к “Тайной Доктрине”. М., 1998. С. 120

Письма Елены Рерих, 1932-1955 гг. Новосибирск, 1993. С. 173